дело в том, что я совершенно не умею держать язык за зубами. сегодня вот мы просидели на кухне пару часов, как происходило почти каждый вечер, когда мы жили вместе, а это длилось всю мою сознательную жизнь до 23 лет. мы редко ложились спать рано. около девяти мы начинали пить чай, а потом, ближе к ночи, начинались долгие обсуждения всего на свете. только что мы до двух ночи смотрели концерт глена хансарда, потому что этот великолепный ирландец — моя новая музыкальная любовь. до этого слушали песни, спетые анофриевым, потому что он сегодня умер. вообще мы много чего успеваем обсудить за один разговор, в основном совершенно бесполезные штуки, конечно. например, выясняем, где родились знаменитые советские актеры, чтобы оценить то, как кто избавился от своих местных акцентов. иногда она попросит найти ей какую-нибудь песню на испанском, которую она слышала на кубе 30 лет назад, иногда я заставлю ее слушать какой-нибудь запавший мне в душу трек. а иногда, как вчера, мы ударяемся в обсуждения семейной истории и семейных проблем.

вчера я сказала ей, что знаю, почему отца не было в моей жизни столько лет. я знаю об этом чуть больше недели. и даже спустя всего несколько дней мне сложно держать эту информацию при себе. она не хотела, чтобы я знала, но так вышло, что я узнала, совершенно случайно. у нее как-то получилось столько лет скрывать это, а тут вдруг я узнаю об этом в тупейшей ситуации, когда сестра просто случайно упоминает этот факт в разговоре, напрямую с этим даже не связанным. на протяжении стольких лет я задавала этот вопрос ей, отцу и другим членам семьи, но никогда не слышала правды. максимум, что мне говорила тетя, это "у них были свои проблемы". какие проблемы? почему это так на мне отразилось? почему с братом отец общался все эти годы? я не получала нормального ответа ни на один вопрос, и через какое-то время мне стало все равно. ну не было его лет семь, ну и ладно. все равно никто ничего не скажет. а, оказывается, можно было просто подойти к сестре и спросить, где папа был все те годы. и она бы ответила, потому что ей скрывать это нет смысла. да и вообще скрывать это не было больше смысла. и меня сильно обижает, что тетя не хотела, чтобы я знала об этом. и не собиралась мне об этом говорить. совсем. и, возможно, я бы состарилась, не зная, что отца в моем детстве не было, потому что мать ему сказала, что я не от него.

этот ебаный клубок никогда не распутается. я потеряла последние капли уважения к матери, но я уверена, что она может и дальше разочаровывать меня. а у отца не получится меня разочаровать — у меня и не было никаких ожиданий или иллюзий на его счет.

в понедельник, на следующий день после того, как я узнала это, мы хоронили дядю. мне было так паршиво, что несколько человек подумали, что я болею. я не болела, мне просто было хуево. матери не было, и хорошо — я бы не выдержала, наверное. высказала бы ей все. как она после такого вообще думала, что заслуживает от меня хоть какого-то отношения? тот факт, что от меня скрывали это 24 года, сыграл в ее пользу — я не могла сразу и четко сказать себе и окружающим, как я на самом деле к ней отношусь. сначала я осторожно говорила, что у нас расходятся взгляды, потом я смогла сказать, что я ее не люблю. теперь я, наконец, могу без укора со стороны совести сказать, что я не испытываю к ней ни одной положительной эмоции. и я знаю, что имею на это полное право.

на той неделе мне впервые показалось, что я могу понять людей, совершающих суицид. впервые в жизни я подумала, что хочу выйти в окно прямо сейчас. я думала, что, возможно, недостаточно высоко для того, чтобы гарантированно сломаться. я никогда бы ничего с собой не сделала, хотя бы из-за тети. иногда мне кажется, что я живу ради того, чтобы она знала, что она вложила в меня столько не просто так. как будто я доказываю что-то себе и ей. плевать на окружающих, я просто хочу, чтобы у меня все получилось. ради нее и ради себя. но на этой неделе впервые за долгое время я позволила себе выпить больше, чем следует. это бы ее разочаровало. это разочаровывает меня. кажется, я немного отпускаю себя, потому что я разрешила уязвленному ребенку внутри проснуться. я давно держала его за закрытой дверью. да у каждого второго проблемы с родителями, что я ною? но мысль о том, что моя мать, когда я еще и слова сказать не могла, сознательно лишила меня отца, вызывает у меня тошноту. я не могу объяснить это другим людям. всем кажется, что это было давно, поэтому я не должна сильно это переживать. кто-то шутит, кто-то говорит, что ничего уже не изменишь. а я не хочу ничего менять. но жить мне теперь определенно тяжелее.

я видела, как тетя проворачивает обручальное кольцо. дядя умер много лет назад, но она все еще его носит, а когда нервничает, она его прокручивает на пальце. такое бывает очень редко. и очень редко она при мне плачет. она плачет незаметно, опустив глаза в пол, но я же вижу. ей тяжело, потому что она не хотела, чтобы я об этом узнавала. она думает, что мне станет хуже. она права. мне стало хуже, но мне в то же время стало легче — я поняла поступок отца. "это к лучшему, ты же понимаешь?" — спрашиваю я. я не уверена, что это к лучшему, я не уверена, что она поняла, но я знаю, что у нее гора свалилась с плеч. теперь ей не надо мне лгать. теперь я знаю, кажется, все. я не умею держать язык за зубами. мне просто нужно было ей сказать, что я знаю. "это к лучшему", "я хотела бы это знать и раньше", "я не сержусь на тебя, потому что ты мне не говорила" — и еще много-много других фраз, которыми мне хотелось ее утешить. может, и не стоило говорить, что я знаю. но я не могу от нее ничего скрывать. никогда не умела.

когда я била на руке строчку it takes strength to be gentle and kind, я думала, что это про то, чего не умеет моя мама, и про то, чему хочу научиться я. такое напоминание о том, что нельзя быть злым и эгоистичным, понимаете? а оказалось, что это вовсе не про маму и не про то, как не быть плохим. это не про мои 16. сейчас я понимаю, что это про тетю. потому что ее сила в ее доброте. потому что мы с ней все говорим друг другу, а она столько лет утаивала что-то, что, как ей казалось, может нанести мне вред, потому что заботилась о моих чувствах. потому что если кто-то и может меня спасти, то это она. она меня спасает каждый день. потому что если я позволю себе быть слабой, то ей будет плохо. а я никогда не сделаю ей больно. потому что я никого так не люблю, как ее, потому что никто не любит такой чистой любовью, какой любит она. и если кто-то и может мне помочь, и если кто-то и может держать меня на плаву, то это только она. и mother в песне, строчка из которой набита у меня на руке, это, конечно же, тоже она.

oh mother, i can feel the soil falling over my head
see, the sea wants to take me
the knife wants to slit me
do you think you can help me?